Про Доктора и Сказки. И про меня.

[Wendelinn]

А сейчас я напишу длинный пост, из которого окончательно станет ясно, что у меня не все в порядке с головой. Но я все равно напишу. Сумасшедшие могут себе позволить многое.

В какую бы Сказку я ни влюбилась, ни разу у меня не получалось верить в фанфики. Я их очень люблю, читаю в огромных количествах и иногда даже сама что-нибудь пишу в стол. Но не верю, как бы мне ни хотелось.

Зато я, к несчастью своему, всегда верю автору и канону, каким бы он ни был.
Ах, как же я завидовала тем, кто мог сказать, прочитав последнюю часть «Гарри Поттера»,«для меня седьмая книга не канон! Все было не так!» и жить себе дальше.

Я хотела бы забыть эту страшную историю, где умер Люпин, где Хогвартс уже не Хогвартс, где Снейпу довелось пережить этот кошмарный год, когда рядом больше нет того, кто ему заменил отца, у него на глазах избивают детей, а он ничего не может сделать.

Но этот мир такой. И это – часть моей Сказки, как бы я ни хотела обратного. И Фред погиб бессмысленно и нелепо, и Тедди Люпин вырос сиротой. так и не было того разговора, который должен был быть у Снейпа и Поттера. Мне очень хочется, чтобы он был, потому что так было бы единственно правильно для них двоих. Но его не было.

Как бы я ни хотела придумать альтернативу, как бы я ни хотела верить фанфикам, где все правильно, я не могу. Потому что моя Сказка – это все семь книг, включая последнюю.

Но беда моя в том, что героев своих Сказок я люблю до безумия. До слез, до искусанных губ. И это больно, потому что я не могу просто вырвать страницы, где им больно и страшно, не могу переписать финал, где их убивают, не могу сесть и написать историю, где Фролло не влюбится никогда в Эсмеральду, где Снейп не скажет «Грязнокровка!», а Холмс все-таки окликнет Уотсона у водопада…
Ведь я всегда верю канону.

А потому я изо всех сил цепляюсь за каждую канонную деталь, которая позволит мне верить, что все на самом деле не так страшно, что все хорошо, все правильно. Я буду придумывать множество невозможных притянутых за уши обоснований каждой мелочи. И ненаписанная строчка о найденном теле Снейпа или его могиле для меня всегда будет причиной верить в то, что Снейп жив и иначе быть не может. И я буду верить, что свое нелепое, незвучное имя Альбус Северус получил не просто так, а для того, чтоб где-то там, скрываясь в теплых краях, читая в светской хронике заметку о сыне Поттера, Снейп узнал, что его ученик все понял.



Именно поэтому я очень хорошо понимаю Стивена Моффата с его историями, где «никто не умирает». Да, так не должно быть, да это слащаво, нелогично, в ущерб сюжету, упрощает произведение, попсово… Но я его понимаю, как фаната, как ребенка, который с детства изо всех сил любит эту Сказку и этого героя. Не каждому автору хватит душевных сил, чтобы причинять боль герою, которого он изо всех сил любит. РТД может. Моффат – нет.
Я восхищаюсь РТД – он невероятно талантливый человек.
Но после «Вод Марса» и «Конца времени», которые резанули по живому, нет слов, как же я благодарна Моффату за то, что он так не может. Наплевав на рейтинги и крики фанатов, на скептические статьи в прессе, он все равно пишет свою Сказку, где Доктор – жив не смотря ни на что, где Доктор может спрятаться от своей боли, где «никто не умирает», где Доктор приходит к одиноким и плачущим детям.
И да, у Моффата много цитат из классики, которые ни разу ни постмодерн, потому что не обыгрываются, а просто фанатские игрушки. Но я люблю Моффата за эти цитаты. Потому что для меня все эти фразочки предыдущих Докторов в устах Одиннадцатого, все отсылки к прошлому значат одно и самое главное: все те Доктора из прошлого не умерли, не исчезли – они живут в Одиннадцатом, в этом странном типе с лицом мальчика.

Я очень люблю предыдущих Докторов, всех, которых видела. А в Четвертого и Десятого так и вовсе влюблена без памяти.

И мне невероятно больно думать, что где-то там давным-давно мой любимый лохматый псих умер, упав с вышки в окружении совершенно чужих ему людей. Умер насовсем, и ничего не осталось. Не хочу верить, что вместо него встал с земли кто-то совершенно другой, в ком нет ни капельки, ни единой черточки от того, кого я так люблю.
И мне подумать даже страшно о том, что зимней ночью 2005, когда мой обожаемый Десятый умирал совершенно один, для него все закончилось. Так закончилось. И Десятого больше совсем-совсем нет, ни капельки.

Так не должно быть. Так нечестно.

Именно поэтому, я буду заглядывать в глаза Одиннадцатому и ловить каждую интонацию, каждое движение, вцепляясь изо всех сил в каждую деталь, которая позволит мне верить, что Одиннадцатый, пусть и совершенно другой Доктор, но все же один и тот же, что он на самую чуточку еще и Третий, Четвертый, Девятый, Десятый и любой другой, что они все не умерли и не исчезли невесть куда, оставив преемнику воспоминания, а живут в нем.

Да, я прекрасно понимаю, что там всего этого нет. Есть разные сценаристы, которые не думали ни о какой общей сюжетной линии, есть актеры, каждый со своими придумками и жизненными обстоятельствами. Доктор оставил Сару не потому, что не мог больше ею рисковать, а из-за того, что актриса решила, что пора уйти из сериала. Десятый не бросился за Розой в параллельный мир, потому что Билли Пайпер решила, что пора заводить ребенка. Четвертый в последнем сезоне мрачен из-за того, что актер болел. И многие сюжетные линии похожи совершенно случайно. Операторы, режиссеры, рейтинги, бюджет, продюсеры, гримеры, погода, собака, не вовремя тяпнувшая исполнителя главной роли…

Все это есть. Но еще есть Сказка. История, которая живет в ткани реальности. И в Сказке нет и никогда не было Давида Теннанта или Тома Бэйкера, был только Доктор, Сказке все равно, что и когда решила Элизабет Слейден, потому что для нее никакой Элизабет Слейден не существует – есть только Сара, которую обеспокоенный Доктор решил оставить и которая всю жизнь его ждала.

«Люди думают, что сказки создаются людьми. На самом же деле все наоборот.
Сказки существуют совершенно независимо от своих героев.
Сказки, эти длиннющие колышущиеся ленты обретших форму времени и пространства, порхая, носились по вселенной с самого начала времен.
Существование этих самых сказок накладывает смутный, но довольно устойчивый отпечаток на хаос, который представляет собой вселенская история. Сказки протачивают в ней ложбинки, достаточно глубокие и позволяющие людям следовать вдоль них. Точно так же вода протачивает себе русло в горном склоне.
Это называется теорией повествовательной причинности и означает, что сказка, стоит ей начаться, приобретает форму.
Сказкам совершенно безразлично, кто их действующие лица. Важно лишь то, чтобы сказку рассказывали, чтобы сказка повторялась.» (с.) Терри Пратчетт

И я сейчас скажу жуткую вещь. Мне, конечно, интересно кино, спецэффекты, операторы, продюсеры, сценаристы, актеры… Но Сказка мне интересна в сто раз больше.

Именно поэтому мне по большому счету все равно, что там говорят сценаристы о своих концепциях, что планировал или не планировал продюсер, какая собака и куда укусила актера, насколько дороги спецэффекты, что сейчас популярно на телевидении, чему учат сюжеты юное поколение, встречаются ли такие герои в каждом втором сериале и кто кого «ушел» на ВВС.

Даже если все сценаристы сериала соберут пресс-конференцию и объявят, что связи между Докторами никогда не было и быть не может, я все равно буду эту связь искать.
Потому что, что бы автор ни написал, я верю, что в какой-то момент Сказка перестает от него зависеть и начинает жить своей жизнью.

И для меня очень важно, что худой псих в костюме, обнявший Сару – это не просто какой-то там чужой и новый псих в костюме, для которого Сара просто смутное и воспоминание. Для меня важно, что он на самую чуточку еще и тот псих в шарфе, для которого Сара долгое время была самым близким человеком, который тогда, много лет назад, оставляя ее, с трудом осмелился взглянуть ей в глаза и пообещал, что они с ней еще встретятся. И Саре улыбается не только вот этот вот чудесный Десятый, Доктор Розы, но и спрятавшийся где-то глубоко внутри Четвертый, Доктор Сары. Потому что это значит, что он выполнил обещание, что он не исчез, он еще жив. Значит тогда, когда он лежал и умирал разбитый на траве, для него все не закончилось, и тогда, в бреду, он видел Сару не в последний раз.

Я понимаю, для кого-то наверное гораздо легче принять, что Десятый умер. Для кого-то больно думать, что он мог измениться в этого закрытого странного Одиннадцатого, поэтому мои попытки уцепиться за каждую деталь и найти хоть какую-то связь – как ножом по сердцу.
Но для меня так же больно думать, что Десятого больше нет, что для него все закончилось так. Я не хочу, чтобы мой Десятый умер один, измученный, испуганный и совершенно несчастный, а та Любовь, которая в нем жила, Роза, Марта Донна, - всего этого больше не стало. Совсем, навсегда.

Потому что это будет означать, что другие тоже умерли. А я не хочу, чтобы в моей Сказке было десять мертвых героев – я хочу, чтобы был один живой. Иначе я просто не смогу эту Сказку любить.

И я буду заглядывать в глаза Одиннадцатому, буду ловить каждое движение, каждую фразу. Буду цепляться за каждую незначительную детальку, которая позволит мне верить, что где-то там в этом новом-новом Докторе живы все остальные: и бесконечно влюбленный в Розу Десятый, и Четвертый, который обожал Сару, и Третий, который был Бригадиру самым лучшим на свете другом… Их тяжело заметить, но они не умерли, они живут, как где-то глубоко внутри Десятого жил Джон Смит.

Именно такой я вижу эту Сказку. И до тех пор, пока я смогу верить в то, что она именно такая, я буду ее любить.

Не знаю, кто я после этого. Наверное, сумасшедшая. Не зря меня к ним тянет.