бредово-прогулочное и снова про меняНе могу припомнить, видела ли я хоть раз радугу не на картинках… Может, и не случалось со мной такого никогда…
А вчера я подняла себя с дивана и силой заставила выбраться на прогулку. Моросил дождь. Я бродила по парку и смотрела на огромные старые сосны. И почему-то чувствовала себя очень-очень маленькой. Уже лет семь я не приходила в этот парк…
Когда мне было восемь, мы с папой ходили туда собирать шишки. Соревновались, у кого больше целых и красивых… Папа по дороге обратно всегда бросал свои обратно под сосны. И меня уговаривал. Но я никогда не соглашалась. Мне было жалко расставаться с такой красотой. Хотелось забрать к себе, чтобы они у меня были всегда. В тот год мы только переехали. Так что в моей комнате почти не было мебели. Только коробки, куклы прямо на полу, растрепанные книжки Энид Блайтон, с которыми я в те пару лет почти не расставалась, и шишки везде, даже иногда в постели…
Однажды, классе в шестом, я так долго выгуливала в этом парке собаку, что моя бедная Джессика, утомившись, одурев от соснового запаха и трехчасовой погони за блкаими, не дошла да подъезда метров десять. Просто упала и уснула. И не проснулась даже в ванной, когда ей мыли лапы…
Лет в тринадцать-четырнадцать я там отмечала свои дни рождения с подругами. Мы брали с собой фрукты и покупали джинн-тоник, хотя родители накануне каждой из нас строго-настрого запрещали это делать… А потом, опьянев больше от собственной смелости и неземной радости по случаю начала летних каникул, чем от спиртного, начинали шуметь, визжать и играть в догонялки. Перепачкавшись, с сосновыми иголками в волосах, мы с самыми нахальными и хитрыми улыбками шли к единственному работавшему аттракциону. Он назывался «Вальс». Там по кругу быстро вращались кабинки, похожие огромные половинки кокосов. Мы старались поместиться все в одну кабинку, тесно прижимались друг к другу и начинали визжать еще до того, как улыбчивая старушка запускала карусель… И карусель в те будние летние дни была для нас одних. Кататься можно было, пока совсем не начнешь падать от головокружения…
А дома ждал чемодан, летние платья и новые игрушки. Через день-два предстояло ехать на море. На все лето…
И вот вчера было так странно снова бродить между деревьями, снова прикасаться к ним, снова вспоминать. Непонятное чувство, которое можно одновременно принять и за грусть, и за радость. Столько всего случилось за эти годы, столько всего я оставила позади и никогда не смогу вернуть, а деревья все такие же. Я выросла, а они не стали казаться меньше. Я рядом с ними такая же маленькая, какой была в восемь лет и точно так же тянусь ко всему большому, сильному и теплому, что может меня защитить, помочь больше не чувствовать себя уязвимой. Только деревья, к сожалению, не могут так понимать, как люди, а люди не могут быть постоянными, как деревья…
Я так любила раньше всюду повторять слова Ренара : «Без горечи жизнь и вовсе была бы непереносима». Да вот только не слишком ли много я впустила в себя этой горечи, сожалений о том, о чем ни в коем случае жалеть нельзя…
Вот так вот, рассеянно улыбаясь деревьям и голосу Мирей Матье в наушниках и распугивая своим странным видом и расстегнутой курткой гуляющих старушек, я и забралась на один из холмов парка… Мне открывался вид на стадион, пустую танцплощадку и огромное мрачное небо густо-серого цвета. Дождь все моросил. И очень хотелось замерзнуть и промокнуть. Но никак не получалось.
Я обнимала дерево, разглядывала шишки под ногами и раздумывала над тем, станет ли все легче и понятней, если сейчас заплакать. Может, тогда все слезы останутся здесь, в парке, куда, я почти уверена, не найду времени вернуться еще несколько лет…
И как-то вдруг подняла глаза на небо. И увидела чудо. Три широких ярких радуги через все небо… Объемные, четкие и ослепительно красивые. Точь-в-точь такие, которые я пыталась и не смогла нарисовать в первом классе на уроке рисования. А еще они были настоящие. У самого горизонта, за радужными арками виднелось окошко ярко-голубого неба…
А я улыбалась и плакала. Было так легко, бессмысленно и мучительно радостно и почему-то было больно вздохнуть. Я не могла отвести взгляд, пока чудо не растаяло и снова не скрылось в тучах.
Наверное, это и есть настоящая радость. Неожиданная, непонятная. Та, что приходит ниоткуда и быстро пропадает. И, наверное, только она действительно достойна слез…