В который раз убеждаюсь в том, что старших нужно слушаться. Есть одна вещь, которую мне постоянно твердили старшие учителя: нельзя привязываться к чужим детям, нельзя любить их слишком сильно, чужие дети никогда этого не поймут. Я не верила. Зря.

Есть у меня мой самый любимый класс. Два года назад они пришли ко мне пятиклашками с перепуганными глазами. Я рисовала для них листочки на доске, они для меня кособоких лягушек и котиков к каждому незамысловатому произведению из программы пятого класса, потом мы с ними ставили спектакли, писали стихи, отгадывали лингвистические задачки, устраивали уроки на улице, литературные суды.

Я бежала к ним на урок, вскакивая в пять утра, я засиживалась на работе до девяти вечера, чтобы вовремя проверить их тетрадки. А они ждали меня в дверях школы с самого утра, приносили рефераты, хвастались прочтенными книжками и делились всеми интересными историями, которые узнали за день.
Я знала, что всегда могу на них опереться, попросить их о чем угодно. Я скучала по ним в каникулы, я работала ради них, потому что это – мои дети, и то, что из них получится, во многом зависело от меня. Я читала с ними взрослые притчи и видела, что им интересно, что они понимают, всегда понимают то, что я хочу им сказать. Мне казалось, что они брали у меня только лучшее из того, что я могла им дать. Казалось…

читать дальшеИ вот они выросли. Три урока подряд они приходят ко мне без книг и тетрадей и мило улыбаясь, заявляют, что им некогда, они учили другие уроки, они нервно читают под столами математику физику и химию. «Потому что вы поймете все, а там не поймут». Несколько принесли мне прошлогодние тетради вместо новых. «Ну мы же принесли! Что еще надо?» Домашнее задание? «В другой раз!».

Я пыталась на них злиться, но поняла, что не способна сделать это правдоподобно. А сегодня впервые за все время работы у меня перед детьми сдали нервы. Пять учебников на класс из двадцати, только у двоих сделаны домашние задания. Мне виновато улыбаются, говорят: «Простите, у нас химия сегодня, там директор будет ругать», - и привычно протягивают дневники на ноль за урок.

Я просто взяла и поставила 9 баллов тем, кто взял учебник, 10, тем кто сделал домашнюю работу и, извинившись за низкий балл, 8 тем, кто просто до урока дошел. До конца класса дошла в гробовой тишине, потом вышла за дверь, чтобы не разрыдаться прямо при детях. Вернувшись, сказала, что прекрасно понимаю все и всех, и попросила в следующий раз предупредить меня заранее, я построю свои уроки так, чтобы уложиться в 10 минут, а остальное время оставить им на повторение физики, химии и математики.

В течение урока я пообещала им на диктанты приносить в класс проектор, чтобы на экран выводить текст. А то вдруг они ошибку сделают и у меня не получится всем 9 за четверть поставить. Кто-то слабо мяукнул: «Не надо всем 9!».
«И правда не надо», - согласилась я, - «Кому-то надо поставить и десять».
Несколько раз до конца урока спрашивала, будем ли еще писать, или может хватит себя мучить и остаток времени тихо посидеть и поиграть на телефонах в игрушки. Сдавленно пищали: «Нет, мы будем работать». Работали в гробовой тишине.

В конце урока я им разрешила в случае крайней занятости на уроки не приходить и пообещала их прикрыть, если что.

Записала на доске домашнее задание, в конце приписала: «Если не хотите, можете не делать». Поблагодарила их за урок, пожелала удачи, попрощалась и ушла в пустую учительскую плакать, чтобы они не видели.

На самом деле никакого особого метода, и мне все равно, что они себе подумают и что поймут. Да и не верю уже, что что-то поймут.

Ощущение одно: два года прошли зря, и от этого очень больно. Работать больше не хочется совершенно.