Билет был совершенно безнадежный. Хотелось получить свою зачетную четверку, только чтобы больше не возвращаться.
От меня требовалось рассказать, что я думаю об антиутопии в современной белорусской прозе. И сделать это на примере романов величайшего, но совершенно неизвестного мне писателя Гиевича. Сразу подумалось: «А в белорусской литературе есть антиутопия? И кто этот дяденька?»
Несколько минут думала, как лучше выкрутиться. Выхода было два. Можно было «перепутать» его с не менее великим, но по крайней мере известным мне поэтом Гилевичем. Благо билет был написан от руки корявым почерком. Можно было быстро рассказать предложения три, чтобы дама успела понять, что хоть что-то из ее предмета я знаю. Но поэзия этого господина, как назло не имела ничего общего с антиутопией. Он все больше про родную деревню и ромашки.
Поэтому я остановилось на прочитанном на две трети романе господина Казько. Сюжет его состоял в том, что председатель так хотел не дать осушить родное и любимое с детства болото и так рвался воспрепятствовать губительной цивилизации, что предпочел в этом самом болоте утопиться. Назло врагу. Можно было изобразить из себя большого ученого с устоявшимся взглядом на литературу и какое-то время этот взгляд отстаивать. Авось, на четверку хватит.
читать дальшеВторой вопрос был совершенно безнадежен. Потому как о «студенческой жизни в современной белорусской прозе» я не имела совершенно никакого представления. Так как выхода не было, пришлось перестать нервничать, расслабиться и постараться получить удовольствие от экзамена.
Очередная жертва у стола пыталась пересказать сюжет одного из шедевров белоруской литературы. Произведения с гордым названием «Корова».
- Ну мужик, ой, простите, герой привел героиню, ой, простите, корову на свалку. Тут подъехала иномарка в ней какие-то люди. И главные герои, ой, герой и корова спрятались за мусором. Мужчины вылезли из иномарки, а за ними полуголая женщина. Мужчины достали автоматы и стали палить по мусорным кучам. Корова испугалась и побежала вглубь свалки. А люди сели в иномарку и уехали. Герой очнулся и бросился искать героиню, ой, корову. За мусорными кучами звенел ее колокольчик. Он бежал туда, а оказывалась, что это консервная банка и так до конца.
- И к какому направлению можно отнести это произведение.
- Ну…
- Что же вы ничего не учите? Экзистенциализм это.
На задних рядах все удивленно оторвались от поисков ответов в учебниках. Все думали, что это обычный пьяный бред. А оно вон как вышло. Экзистенциализм. Жизнь полна сюрпризов.
- Отправить бы вас на пересдачу, но…
Часы показывали половину девятого.
- Ладно. Раз вы ничего не знаете, поговорим про Быкова.
Народ обрадовался. Раз спрашивают про Быкова, значит спастись можно, ибо Быков в белорусской литературе – это как «Преступление и наказание». Все читали еще в школе, все знают и все любят. И даже те, кто не читал, в курсе сюжета.
Экзамен медленно полз дальше. Меня подергала за рукав девочка Ира. Та самая, что уходила нервно курить. Уж не знаю, что именно она нервно покурила, но взгляд был абсолютно дикий.
- Маш, ты не знаешь, где сейчас живет Быков?
Мне стало нехорошо. Что же это за филфак такой, если может вот так вот свести с ума всегда адекватного человека. Я постаралась улыбнуться как можно мягче и естественнее. Вдруг, шокирую человека.
- Ира, понимаешь… Он … у мер в 2003 году.
- ?!!
- Да, Ира, это грустно, но это так. А еще мы в Лицее проводили конференцию его памяти. И ты там читала доклад, помнишь?
- Хорошо, что я догадалась спросить, - с облегчением вздохнула Ира.
У стола меня сразу спросили, читала ли я загадочного Гиевича. Я честно призналась, что не читала. Зато читала антиутопию Казько.
- А у него есть?- удивилась преподавательница.
- Конечно, - радостно откликнулась я и быстро начала рассказывать, не давая ей опомниться.
- Но это же не.. – попыталась вклиниться дама.
- Как же нет, когда да! – кто ж ей даст вклиниться. Девять вечера. Я домой хочу, к маме и папе.
Несколько минут я протараторила.
- Ладно, убедили, - грустно сказала дама. – Давайте второй вопрос.
Тут грустно стало мне.
- Я знаете ли вот именно из белорусской прозы не могу вспомнить ничего про студенческую жизнь.
- А я говорила об этом на лекциях, - мстительно заявила преподавательница. Потом она заглянула в журнал и обнаружила. Что на лекциях я все же была, поэтому быстро поправилась: «Упоминала. Мельком».
- В списке литературы такого нет, ляпнула я , надеясь на то, что там действительно этого нет.
- Ну нет. Но вот если бы вы еще помимо списка читали периодические издания белорусского андеграунда, вы бы этих авторов знали.
Тут я поняла, что, несмотря на то, что должна испытывать угрызения совести, совершенно не раскаиваюсь в содеянном. И все же, как это я могла, имея на руках официальные списки по четырем литературам, не найти времени, чтобы вечерком почитывать талмуды, издаваемые белорусским андеграундом? Лентяйка да и только.
Так и не найдя раскаянья на моем лице, преподавательница решила, что пора заканчивать, ибо меня, рецидивистку, уже не спасти и на путь истинные не направить.
- Ладно, перечислите, что вы прочитали из Быкова.
Я перечислила.
- Ну хоть что-то вы читали. Эх, заставить бы вас все прочитать, да времени нет. Пять ставить, или придете завтра?
И что она думала, что за сутки я прочитаю все, что за десять лет написали представители загадочного белорусского андеграунда? И вообще я за четверкой пришла…
- Ставьте, конечно!
- А вы точно не обидитесь?
- Что вы, это же счастье!
- Ну что за молодежь пошла…- пробормотала дама и наконец-то расписалась в зачетке.
За дверью аудитории я первым делом выбросила изодранную книгу «155 сочинений по белорусской литературе для школьников», которая пять лет успешно заменяла мне школьные и вузовские учебники и сборники критических статей. Этого момента я ждала долгие годы.
Свобода.
Мои поздравления!